Коробка ограничений

В печи трещал огонь. Тепло мерно растекалось по празднично наряженному залу второго этажа старинного барского дома. В центре зала стояла рождественская ёль в разноцветных фонариках.

Старенький ёжик Шишаня увлечённо рассказывал историю, как он спасал жёлуди из костра.

Внизу под лестницей что-то брякнуло и закружило, равномерно стукая о пол. Все насторожились.

— А, — махнув лапой, сказал карбыш Гоня, — ничего страшного! Это обруч упал, я его ещё за золотое зеро принял.

Обруч вновь звякнул и затих, прижатый лапой.

— О, — поднял вверх указательный палец Гоня. — Зеро поймали.

— Интересно, кто это? — приподнимаясь на месте, сказал Морей. — Все гости в сборе.

Под лестницей опять что-то звякнуло.

— Пойду проверю, — сказал карбыш, направляясь к двери.

— Без фонаря-то, — заметил Морей, — что толку?

Вея взяла свечу и вышла следом.

Обруч снова зазвенел и брякнул одним концом, но быстро успокоился, аккуратно прижатый к полу.

— Кто здесь? — спросил карбыш, вглядываясь в темноту под лестницей.

— Свои, — последовал короткий ответ.

— Свои все давно на месте, — ответил Гоня.

— А мне сказали, что здесь всем рады, — ответил голос, — всех ждут.

— Так, — смутился Гоня, — рады…

— Конечно, рады, — добавила Вея, — поднимайся к нам!

Из-под лестницы вышел маленький ёжик в кепочке набекрень с растрёпанными клочками шерсти, торчащими из-под колючек.

— Ух! — воскликнула Вея. — Какой экстравагантный!

Ёжик начал карабкаться по лестнице, одну за другой преодолевая ступеньки.

— Откуда ты такой затейливый взялся? — наблюдая за его восхождением, спросил Гоня.

— Из леса, вестимо, — ответил ёжик и поправил кепочку.

Гости столпились у открытой двери второго этажа.

— Ёж-шатун, — пошутил Шишаня, — как медведь-шатун, всех непутных зовут шатунами.

— А сам, — возмутилась Нанаха, — тоже непутный?

— Чтой-то? Я путный, — начал оправдываться Шишаня. — Я — домашний, а он — лесной!

— Вы вон на одно лицо! — поддержал Нанаху Морей.

— Значит, я — непутный? — обиделся Шишаня. — Я им сюрприз готовлю, а они меня с медведями сравнивают!

— Не, с медведями ты сам себя сравнил, — ответил Морей, — я только с ежонком сходство нашёл.

— Постой, — прервал их Гоня, — а о каком сюрпризе шла речь?

Шишаня приподнял мордашку и выпятил ножку.

— Волшебном, — ответил он.

Ежонок поднялся на последнюю ступеньку.

— Значит, правда молва идёт, что дом волшебством славен, — сказал ежонок и с облегчением выдохнул из груди воздух, — куда надо попал.

Гости переглянулись, а ежонок, как ни в чём небывало, поправил кепочку.

— Сейчас всё волшебство вместе с теплом улетучится, — сказала Вея, — как насчёт домашних дебатов?

Дверь в дом закрылась. Шишаня взял кочергу и пошурудил в печи догорающие угольки. Трухан достал из-под печки несколько полешек и подкинул в огонь. Они быстро разгорелись, весело потрескивая.

Пока мужская половина обеспечивала тепло, женская половина гостей накрывала на стол и готовила чайную церемонию.

Ежонок деловито обошёл празднично украшенный дом, изучающим взглядом оценил обстановку и внимательно рассмотрел открытки на веточках рождественской ёлки.

— Волшебный чай готов, — загадочно улыбаясь, сказала хозяйка дома. — Прошу.

Все рассаживались на свои места. Вея придвинула старую этажерку поближе к столу.

— Ваше почётное место, — сказала она, приглашая жестом ёжика.

Он снял кепочку и неловко помял её в лапах.

— Ну ты даёшь, хозяйка, — бесцеремонно высказал свои мысли Трухан, — куда ему до этажерки? Посмотри на его малюсенькие лапки, это тебе не грабли, как у Гони.

Ежонок весь съёжился и спрятал лапки под колючий панцирь. Карбыш тоже убрал свои лапы под крышку стола.

— Трухан, — одёрнула Вея.

— Что? — Трухан пожал плечами. — Ничего плохого я не сказал. У него и вправду лапки малюсенькие.

Он ловко подхватил ежонка и посадил на подготовленное место, не обращая внимания на возникшее неловкое молчание.

— Рассказывай, как зовут, какими судьбами? — сливая себе в чашку заварку, сказал Трухан. — Будешь?

Трухан протянул свою чашку ежонку, но тот отказался.

— Бесцеремонное эгоистичное создание, — обращаясь к Трухану, сказала Нанаха, — ты о других когда-нибудь думать будешь? Не один живёшь.

— Ну, и что опять не так? — сказал Трухан, отхлёбывая слитую заварку из своей чашки. — Я, в отличие от вас, ему помог удобно устроиться, чай предложил… Причём здесь эгоист?

— Оцени ситуацию, но моими глазами, — предложила Нанаха.

— Ох уж ваша оценочная система! Чего тут оценивать? — ответил Трухан. — Сидишь удобно… чаю тебе налить, что ли?

— Налей, — согласилась Нанаха и прищурилась.

— И мне тоже, — протягивая чашку сказал Гоня.

Трухан взял заварочный чайник и попытался из него налить.

— Кончилась заварка, — констатировал он факт, — сейчас новой заварим, подумаешь! Что вы все на меня так осуждающе смотрите? Что особенного?

— Скажи, друг, — прищурилась Ульга, — ты в шарик страх осуждения выдохнул?

— Угу, — подтвердил Трухан.

— А на что его трансформировал? — уточнила она.

— Свободу от чужого осуждения, — ответил он.

— Смотрите, уже сработало волшебство! — с улыбкой сказала Ульга. — Он свободен!

— Волшебство сработало? — удивился ежонок. — Он свободен от осуждения?

— Точно! Свободен! — расплылся в улыбке Трухан. — Вы меня эгоистом назвали, а мне хоть бы хны! Волшебное превращение.

Он взял ежонка под лапки и закружил с ним по комнате.

— Я — свободен! — повторял Трухан слова, как молитву. — Лапка, я — свободен! Волшебное превращение, понимаешь, малыш!

— Поставь меня на место! — потребовал ежонок. — Меня, кстати, Кепка зовут, а не Лапка и, тем более, не Малыш! И чему ты, собственно, так рад?

— Ух, грозный какой, — ответил Трухан и поставил его обратно на этажерочку. — Раньше, когда меня в эгоизме обвиняли, мне плохо становилось. Внутри страх появлялся — не понимают меня, а теперь страха нет!

— Волшебство сработало, — подтвердила Нанаха. — Теперь система общих ценностей ему абсолютно безразлична! Он — свободен!

— Почему же вы не радуетесь за меня? — возмутился Трухан. — Волшебство сработало! Я вылез из коробки сравнительно-оценочных ограничений! Кепочка, дорогой, понимаешь!

— Как не понять, — ответил ежонок, — теперь ты сам по себе! Свободен! От правил и ограничений. Можешь ориентироваться только на собственные желания.

— Вот! — воскликнул Трухан. — Он меня понимает! Малюсенькая лапка меня понимает!

Огромный паук на печной трубе всё это время молча плёл паутину и в момент, когда Трухан вновь закружил в эйфории мимо него, неожиданно для всех подтянул сковороду, и Трухан врезался в неё так, что искры ото лба полетели в разные стороны.

От неожиданности Трухан присел и затряс головой. Сковорода с грохотом упала на шесток.

— Это что было? — спросил он.

— Отрезвляющая процедура, — ответил Гоня. — Как себя чувствуешь?

Трухан опять потряс головой.

— Вроде всё в норме, — ответил он. — А вы чего застыли, чай не пьёте?

— Ты налить обещал, да забыл, видно, — сыронизировал Морей.

— Забыл? — удивлённым тоном сказал Трухан. — Так заварки же нет!

— Это для нас нет, — заметила Нанаха, — а у тебя целый бокальчик.

— Вот я эгоист, — ответил Трухан, — всё себе вылил? Простите!

Он быстро долил из самовара в заварной чайник и накрыл его полотенчиком.

— Минуточку, одну минуточку, — заверил Трухан, — сейчас всё будет. Как же я так не подумал.

— Волшебный дом! — заметил ежонок. — Не зря говорили…

Трухан неловко извинялся, неожиданно для себя поняв, что не прав.

— Как думаете, легко жить вне коробки сравнительно-оценочных ограничений, — спросила Нанаха. — Без правил, которые ограничивают наши желания? Без принципов?

— Я, конечно, считаю, что ограничение — это всегда плохо, — ответил Трухан.

— А представь, ты хочешь пить и кушать, — обрисовал Гоня ситуацию, — но я тоже этого хочу, поэтому все запасы съел и выпил.

— А как же я, — удивился Трухан, — и все остальные?

— Кто сказал, что я должен ограничивать свои желания ради твоих? — добавил Гоня. — Я живу вне ограничивающей коробки, я — свободен.

— Но ведь в следующий раз я никуда с тобой не пойду! — возмутился Трухан.

— А я и не стремлюсь к твоему одобрению, — ответил Гоня, — и мне плевать на твоё осуждение. Свобода! Я ориентируюсь только на самого себя!

— Но так нельзя, — возмутился Трухан, — как же друзья, те, кто дорог?

— Об этом у себя спроси, — ответил Гоня, — ты почему-то стремишься к такой свободе. Без оценок и сравнений, с ориентацией только на себя.

— Простите, — прошептал Трухан, — мой эгоизм простите!

— Мы любим тебя, друг, — ответил Морей за всех, — а если нальёшь чайку, то всё простим.

Компания друзей весело рассмеялась. Трухан с удовольствием разливал чай, а друзья рассказывали весёлые истории, которые происходили с ними в прошедшем году.