Обидная игра

Зимние морозы остались в прошлом. Конец февраля был удивительно тёплым и снежным. Днём по-весеннему ярко пригревало солнышко, снег становился тяжёлым и рыхлым, а к вечеру лёгкий морозец превращал подтаявший снежок в упругую корочку так, что зверьки полегче не оставляли на нём следов. Вокруг тёмно-коричневых дубовых листочков появлялись проталинки, а к вечеру снова шёл снег и выравнивал белое покрывало.

В лесу ещё было много снега, но уже в каждой веточке чувствовалось скорое наступление весны.

В березняке Дао услышал взволнованный стрекот Сороки. Она возбуждённо, эмоционально, с яркими характерными движениями, рассказывала своим подружкам последние новости, произошедшие в лесу. Те наперебой задавали вопросы, возмущались, мотали головками, взмахивали крыльями… Было явно видно, что рассказ Сороки не оставил их равнодушными.

Дао подошёл поближе.

– Лузик повернулся и всеми копытами очутился на льду! Всё… – Сорока резко развела крылья в стороны, показывая тем самым, что наступил критический момент во всей этой истории.

– Провалился? –  с ужасом в голосе уточнила молодая Сорока.

Сорока–вещунья повернула к ней голову и назидательно ткнула клювом в воздух.

– Нет, – ответила она, – хуже…

– Ногу сломал? – ужаснулась другая птица.

– Типун тебе на язык! – скорчила рожицу Сорока. – Слушайте и не перебивайте!

– Ножки у Лосёнка, слабенькие, хиленькие, начали разъезжаться во все стороны. Он засуетился, из всех сил стараясь удержаться, но копыта разъехались, и так, на брюхе, он доехал до противоположного берега, – заключила Сорока и  мотнула головой, вытягивая клюв вперёд.

– Да… Не зря говорят: «Как корова на льду…», – с сожалением в голосе проговорила синица.

– Подумаешь, упал… Всё же обошлось, – пожал плечами дятел. – Калории сэкономил – «ехал» всё–таки.

– Вот! В этом всё и дело! – встрепенулась сорока и снова возбуждённо затараторила. – Вроде ничего особенного – ноги целы, сам не пострадал… Но что с бельчатами было…

Сорока многозначительно покачала головой.

– Можно предположить… – вклинилась в разговор сойка.

– Да, да, – продолжала сорока, – катались по снегу, смеясь до колик в животе… А потом устроили всеобщее катание на брюхе… Визгу, смеху было!

– А Лосёнок–то тоже с ними катался? – уточнил дятел.

– Он как–то исчез по–тихому, и его больше никто не видел, – ответила сорока.

– Обиделся, наверное, – сочувственно сказал красногрудый пушистый снегирь.

– А где, говоришь, это было? – обратился Дао к сороке.

– На реке, – пожимая плечами, ответила сорока, – как раз в том месте, где она крутой поворот делает, и ива нависает…

Сорока не успела договорить:

– Куда ты?

– Я всё понял! – ответил поспешно удаляющийся Дао. – Спасибо!

– Привет от нас передай! – прокричала сорока медвежонку вслед. – Спасать побежал… Дружка своего…

– Так ведь ничего страшного не произошло. Все живы – здоровы, – удивилась тетёрка. – Кого спасать? От чего?

– Тебе–то что? – заступился снегирь. – Ты, наверно, вместе с бельчатами на брюшке каталась бы, а он, Лузик, ранимый очень… Обиделся.

– На кого? – продолжала недоумевать тетёрка. – Никто ему ничего плохого не сделал! Наоборот, игру новую придумали.

– Говорю, обиделся, значит, обиделся, – обиженным голосом произнёс снегирь, повернулся боком и добавил через плечо, – не знаю на кого…

– Обида, – задумалась тетёрка. – Ничего не понимаю, ерунда какая-то.

– Вот и я говорю, игра, она и есть игра, – согласилась сорока и полетела дальше.

– Обиделся, хотя никто его не обижал, – продолжала рассуждать тетёрка, – Тут, видимо, особая помощь нужна, с дракончиком по имени Обида разобраться надо! Хотя, подозреваю, этого дракончика иначе зовут.

– Странно ты как-то рассуждаешь, – удивилась сойка. – Лузик, как говорят, «ранимый очень», а как по мне, так просто странный.

В дискуссию с сойкой вступать никто не захотел, птицы разлетелись в разные стороны и занялись своими делами.